В конце концов 26 июля сего года мне изменили меру пресечения. Я был выпущен под поручительство двух докторов юридических наук. С тех пор свыше десяти раз назначались судебные заседания, последние — по ходатайству прокурора — проходили закрытыми... Что касается этих судебных заседаний — это отдельный разговор. Многое описано в сделанном самиздатовским способом сборнике "Дело Кузнецова" (вышло два выпуска), внимательно следит за ходом судебного разбирательства неформальная пресса: и "Свободное слово", и "Экспресс-Хроника", и другие издания.

Лично у меня от всего этого такое впечатление: власти хотели на моем примере припугнуть демократически настроенных людей, прикрыть гласность, но вышло у них это скверно, да и время не стояло на месте, а теперь я даже не знаю, как у них получится выйти из этой ситуации. Как они выпутаются?..

II. "ОНИ И МЫ..."

— Сергей, если правда окажется на твоей стороне, то "дело Кузнецова" может вылиться в "дело о советском правосудии"...

— Оно, на мой взгляд, уже является таковым.

— Это твоя цель?

— Нет. С одной стороны, раз они себя так подставили, то почему бы мне не рассказать людям, какими методами у нас борются с инакомыслием.

— Кем ты себя ощущаешь в "деле Кузнецова": великомучеником? борцом? революционером?

— Крайним... Я думаю, власти выбрали меня как повод разделаться в Свердловске с Демократическим союзом. И не предполагали, что это приобретет такое широкое звучание.

— Есть ли у тебя надежда, что суд признает как ошибки следствия, так и свои собственные, забудет о чести своего мундира и вынесет определение наказать виновных в тех лишениях, которые ты вынес? Кстати, о чести мундира: в этом случае она была бы сохранена...

— Нет, такой надежды у меня нет. По крайней мере — я не жду ничего подобного от этого состава, суда, которому уже не раз давал отвод. Мне абсолютно ясно, что эта "тройка" — всего лишь марионетка в руках партаппарата, от которой трудно ожидать ПРАВОСУДИЯ. Они же знают, что у них в руках — гарантии своей безнаказанности. То есть ты считаешь, что система не может признать себя неправой? До сего момента ничего подобного не было даже в мелочах.

— Считаешь ли ты себя все-таки жертвой строя?

— Нет, жертва — это человек, случайно угодивший в жернова. Я знал, чем мое инакомыслие может кончиться. Свою вторую голодовку я, если бы меня не выпустили, довел бы до конца. Понимаешь, в какой-то момент жизни я понял, что не могу больше стоять на коленях, не могу ходить на цыпочках, с полусогнутой спиной... Вообще партийно-советская власть сама выращивает себе противников. Чем больше она давит на людей, тем больше людей перестают мириться с этим ее произволом. И еще одно я понял: с властями надо разговаривать на равных. Моя история началась с прошений: в 1986 году я написал по одному частному делу письмо в ЦК и в Президиум... Естественно, туда они не дошли, вернулись в Свердловск. Ты же знаешь нашу систему: эти все послания возвращаются туда, откуда пришли и на кого жалуешься, а авторы писем подвергаются опале. Тогда я взял и написал декларативное письмо Горбачеву. Меня уволили с работы... Так что не надо гнуться и просить, ждать решений сверху. Надо — на равных. Через митинги, независимую печать.

— Ты находился в тюрьме, осознавая, что сидишь несправедливо. От кого ты ждал помощи? Ощущал ли ты, гражданин СССР, поддержку со стороны своего государства?

— Нет, что ты! Я наоборот ощутил, что государство имеет право делать со мной то, что захочет. Сегодня, увы, линия защиты процесса демократизации и гласности в Союзе проходит вне его — за его границами. Сегодня поддержку можно ждать только от правозащитников Запада. СССР-то стремится выглядеть в глазах других государств по-иному... Хотя я не рискну предполагать, что завтра эти процессы продолжатся. Мое "дело" подсказывает мне, что возможен возврат к прежним методам руководства, ужесточение мер, да и просто захват власти новым тираном. По крайней мере мы имеем механизм подобных действий и не имеем механизма воспрепятствования.

— Сергей, ты являешься членом Международного общества прав человека. Помогает ли тебе МОПЧ?

— Да, помогает. В мою защиту можно прочитать довольно много статей, опубликованных в разных изданиях, хотя бы в "Русском слове"... Но, увы, этого мало. Поэтому я делаю все, чтобы защищаться самостоятельно. Один из способов самозащиты — выпуск самиздатовским способом стенограмм, копий документов и комментариев по моему делу ...

— Но у твоего самиздата есть одно слабое место: в любой момент тебя опять могут обвинить в клевете!

— Да, по радио недавно выступал ответственный работник прокуратуры, который заявил, что мне в тюрьме не наносилось побоев. Хотя в Бутырках я дважды был вынужден резать себе вены, потерял полтора литра крови — для того, чтобы был составлен акт о нанесенных мне телесных повреждениях. Понимаешь, в нашем обществе идет игра взакрытую, игра в одни ворота. Весь репрессивный аппарат подчиняется горстке людей, которая не несет на деле никакой ответственности перед народом за свои деяния. То же правосудие — нас судит не независимый судья, не независимый суд. Наше правосудие - это всего лишь элемент административно-командной системы. А если судья еще к тому же является членом Компартии (что сплошь и рядом), то, значит, он находится под каблуком партократии. Значит, он еще более зависим. Можно ли ждать объективности и справедливости?

— Сергей, если перед тобой встанет выбор: остаться в СССР или получить статус "узник совести" и покинуть страну — что ты изберешь?

— Я всегда считал и считаю, что тяготы нужно переносить вместе со своим народом...

— И последний вопрос: готов ли ты к тому, что у самиздатовского "Дела Кузнецова" появится третий, четвертый, пятый и так далее тома?

— Готов. Хотя я довольно сильно морально устал...

III. И СНОВА — ДО КОНЦА

Когда я еще даже не начал расшифровку магнитной ленты с записью этой беседы, я узнал, что Кузнецов снова оказался за решеткой. Причина, как удалось выяснить, в том, что Сергей отказался участвовать в закрытом разбирательстве своего дела. Как сообщили мне члены латвийского ДС, Кузнецов передал из тюрьмы записку, в которой информировал, что объявляет бессрочную голодовку — и попрощался с женой и друзьями. Мне сказали, что люди, хорошо знающие Сергея, уверены: из тюрьмы, в случае если власти не изменят своего решения, Кузнецов живым уже не выйдет...

Евгений ОРЛОВ.

ОТ СЕКТОРА СОЦИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ:
Прекрасно понимаем, что, находясь в Риге, не имея возможности глубже ознакомиться с материалами "дела Кузнецова", мы не можем и делать какие бы то ни было выводы. Дав Сергею слово, мы тем самым дали возможность человеку осуществить свое гражданское право на голос, на гласность. Однако, принимая во внимание то, что ситуация в этом деле чрезвычайно запутана, что оно получило самый широкий резонанс не только в Союзе, но и в мире, что от исхода этого дела зависит не только судьба человека — гражданина СССР, но и судьба десятков и сотен граждан нашей страны, оказавшихся в этот момент за решеткой из-за своих политических воззрений, что на карте находится не только судьба подписанной нашей страной Декларации прав человека, но и гарантии демократизации всех процессов, начатых перестройкой,

МЫ СЧИТАЕМ,
Что к "делу Кузнецова" необходимо отнестись с повышенным вниманием и придать его ходу максимальную гласность.

МЫ ОБРАЩАЕМСЯ

— к Верховному Совету СССР с требованием создать комиссию из народных депутатов СССР для расследования всех обстоятельств "дела";

— к Свердловским властям с требованием о слушании "ДЕЛА КУЗНЕЦОВА" в открытом судебном заседании;

— к советской общественности с просьбой — поддержать наши требования сбором подписей и передачей их в Верховный Совет СССР и Свердловский горсовет.

Уверены, что на пятом году перестройки наши требования не покажутся кому бы то ни было неправомерными или экстремистскими...