Издатель еженедельника - экспериментальное производственное объединение Всероссийского фонда культуры, 1990 г. ![]()
Сергею Кузнецову уже посвящались публикации местной и центральной печати, передачи советских и зарубежных радиостанций. Утверждают даже, будто его имя произносилось во время недавней встречи главы Советского государства с Папой Римским. Не ручаемся за достоверность, но, право, это утверждение не выглядит фантастичным на фоне широкой международной кампании в защиту гражданских прав С. Кузнецова. Хотим мы того или нет, престиж нашей перестройки зависит в какой-то мере и от судьбы 38-летнего свердловского архитектора, ставшего позже корреспондентом журнала "Гласность". Инакомыслие этого человека — вот пробный камень для отечественной Фемиды, легко жертвовавшей в прошлом законностью во имя идеологических догм. А теперь …
Наш корреспондент попросил поделиться мнением о деле С. Кузнецова его адвоката Н. Юрченко:
— Начну с факта. В газете "Вечерний Свердловск" за 28 ноября прокурор Кировского района областного центра Г. Ежов изложил свою, мягко говоря, своеобразную оценку личности С. Кузнецова. В статье говорится, будто моего подзащитного признавали раньше невменяемым, благодаря чему он избежал уголовной ответственности за преступление, совершенное в 1986 году. События трактуются здесь неверно. Я знакома с этим делом: Кузнецову нанес телесные повреждения супруг его бывшей жены, в действиях же первого не со- держалось состава преступления. Полагаю, прокурор причинил моральный ущерб моему подзащитному своими безосновательными утверждениями. К сожалению, это не единственное свидетельство обвинительного уклона по отношению к С. Кузнецову. Проявлял предвзятость и Кировский народный суд Свердловска, осудивший С. Кузнецова к трем годам лишения свободы за сопротивление работникам милиции в момент задержания и за клевету на офицера МВД в распространяемых листовках. Дело рассматривалось под председательством судьи С. Мамаева тенденциозно, суд прилагал усилия не к выявлению вины С. Кузнецова и наказанию в зависимости от нее, а к осуждению независимо от истинных провинностей. Поэтому мы и внесли кассационную жалобу вместе с адвокатом С. Котовым, который тоже представляет интересы С. Кузнецова. Понимаю, что мое заявление весьма ответственно, и постараюсь его обосновать. Я заменила в судебном процессе адвоката С. Котова, который был выведен из него решением суда. Кстати сказать, решение это спорно с точки зрения законности. Правда, Котов и общественный защитник Кузин тоже пользовались не процессуальными формами защиты, объявив политическую забастовку в знак протеста против предвзятости суда. Но и суд должен был воздействовать на защиту в рамках , уголовно-процессуального кодекса, начав с официального предупреждения адвокату. Такое предупреждение отсутствует в протоколе судебного заседания. Защита заявляет отвод судье, усмотрев у него необъективность, а тот спешит заменить адвоката. Ответ по принципу "сам дурак" уж никак не соответствует требованиям правовой культуры. Едва приступив к своим обязанностям, сразу же обратила внимание на то, что подсудимого лишили, по сути, права на защиту. Адвоката он должен выбирать сам, меня же ввели в судебный процесс без согласования с ним. Кузнецова никто не спросил, доверяет ли он мне, имеет ли отводы, хотя это положено по закону. Изучение материалов предварительного следствия еще больше убедило — права подсудимого грубо нарушаются. Вот, скажем, не выдержана нумерация листов в деле. Почему? Следователь объяснил мне, что уронил дело, поэтому, мол, листы , и рассыпались. Однако, собраны они так, что создают впечатление законности процессуальных действий, тогда как нумерация говорит о другом. Сначала в деле должно идти постановление о назначении экспертизы, которая была призвана определить авторство изучаемых листовок, затем — протокол ознакомления подсудимого с этим назначением, сама экспертиза и, наконец, протокол ознакомления с ее результатами. Только такая последовательность предварительного следствия гарантировала бы С. Кузнецову возможность заявлять вопросы, ходатайства или отводы в ходе экспертизы. А его лишили законных прав на защиту против огульного обвинения в том, будто все фигурирующие в деле листовки написаны им. Из дела таинственно исчезла часть материалов, например, ксерокопии на листах 182-190. Не совпадают выводы автороведческой экспертизы в экземплярах, хранящихся в деле и у эксперта, хотя эти экземпляры должны писаться под копирку. В связи с обнаруженными нарушениями закона я потребовала, направить дело на дополнительное расследование. Но суд отклонил мое ходатайство. Никак не реагировал он и на вскрывшуюся затем фальсификацию протоколов допросов в ходе предварительного следствия. Впрочем, реакция все же последовала; процесс сделали закрытым, хотя в начальной его стадии аналогичное ходатайство прокурора суд отклонил. Перед нами не что иное, как очередное нарушение закона. Ведь статья 18 УПК РСФСР предусматривает закрытие судебного процесса лишь в интересах неразглашения государственной тайны или интимных сторон жизни причастных к делу лиц. В деле С. Кузнецова ничего секретного не содержится, вдобавок прокурор уже писал о нем в газете. Решение очистить зал принято судом по следующим основаниям. Во-первых, дескать, из-за выкриков и других нарушений порядка со стороны зрителей, мешающих нормальной работе. Но суд почему-то не использовал свое право предупредить, а при необходимости и удалить любого крикуна. Второе основание, на которое ссылались — возникшая потребность огласить материалы судебно-психиатрической экспертизы. Но они уже оглашались в открытой части судебного процесса, главное же, подсудимый признан здоровым — чего же тут скрывать?! Наконец, основание третье— суду понадобилось огласить служебные характеристики некоторых работников милиции, личные же дела секретны по инструкции МВД. Да, но интересовала только характеристика, а эта часть личного дела секретной не является. Состав суда пренебрегал законностью и в ходе разбирательства. Взять удаление подсудимого из зала судебного заседания (суд заканчивался в отсутствии С. Кузнецова,— прим. мое, В. В.). К тому времени Сергей уже больше месяца держал голодовку. По документально оформленному мнению лечащего врача и начальника медсанчасти следственного изолятора участие подсудимого в разбирательстве не должно было превышать двух-трех часов, да и то с перерывами. Удивительно ли, что С. Кузнецов норовил прилечь на жесткую скамью за барьером, будучи не в состоянии сидеть? Суд счел такое поведение неподобающим, даже не пытаясь разобраться в причинах. Столь странная поспешность свидетельствует лишь об одном: не сговорчивого подсудимого выдворили из зала, чтобы легче было вести нужную линию. Далеко не все убеждает в показаниях свидетелей по делу и потерпевших. Обвинение в сопротивлении С. Кузнецова милиционерам Ж. и К. строится в основном на показаниях одного лишь свидетеля. Это некто К, показавший, что распространял листовки вместе с Кузнецовым. Суть его показаний: имелись листовки нескольких вариантов, в одних фраза, ставшая основанием для обвинения, содержалась, в других — нет. Суд не выяснил, какие из них распространял С. Кузнецов, но тем не менее его обвинили, а в отношении К, который "покаялся в грехах", уголовное дело прекращено. Странная избирательность... Правда, имеется еще ссылка на свидетелей К. (не путать с потерпевшим К.— прим. мое, В. В.) и Т. Но их вообще в суд не вызывали. И это вполне объяснимо, учитывая, что в ходе следствия К. показал: как листовки распространялись, он видел, но кто какую раздавал, не знает. Не лучше осведомлен и свидетель Т. Много несостыковок в показаниях потерпевших. Например, постановление районной прокуратуры в возбуждении уголовного дела по заявлениям якобы Ж. и К. датировано 11-м декабря 1988 года. Но на суде выяснилось, что К. вообще не писал заявления, а Ж. не обращался в прокуратуру 11-го числа. Как быть тогда с постановлением прокуратуры от одиннадцатого? Когда в ходе предварительного следствия один из свидетелей показывает, что видел, мол, как С. Кузнецов ударил К., последний нерешительно поправляет: может быть, толкнул, но уж не ударил — это точно. А на суде К. меняет позицию, заявив, что подсудимый его и впрямь ударил. Потерпевший Ж. в своем рапорте на имя начальника РОВД о задержании Кузнецова не сообщает сведений, которые позднее стали фигурировать в обвинении. Странное свойство оживлять в памяти все новые детали отягчающие вину подсудимого. Есть еще одно важное обстоятельство, не принятое во внимание судом. Привлекать к ответственности за сопротивление милиции можно лишь в том случае, если ее собственные действия законны. А они таковыми не выглядят. Группа людей, в число которых входил С. Кузнецов, подала 1 декабря позапрошлого года заявление в Свердловский горисполком на проведение митинга в честь 40-летия принятия Всеобщей декларации прав человека. Шестого декабря состоялось заседание горисполкома, но заявление на нем не рассматривали, исполком не сказал ни "да", ни "нет", но в соответствии с нормами права разрешено все, что не запрещено. Все это мы изложили в кассационной жалобе. Пятого-седьмого января ее рассмотрела коллегия областного суда под председательством К Соловьева. Коллегия приняла, в основном, доводы защиты о незаконности действий милиции 11 февраля 1988 года у здания Свердловского главпочтамта. А потому состав преступления в действиях там С. Кузнецова отсутствует. Сведения в листовках, распространявшихся с участием С. Кузнецова, областной суд квалифицировал не как клевету, а как оскорбление чести и достоинства офицера милиции Р. За эти действия С. • Кузнецову определено наказание в виде шести месяцев исправительных работ. А с учетом того, что он уже находился под стражей и наказание фактически отбыл, мой подзащитный освобожден. Защита и дальше будет руководствоваться в своих действиях законными правами С. Кузнецова. Записал Виктор ВЕПРИЦКИЙ. |